Уехавшие жители Припяти до сих пор относятся к своему городу и домам, как к живым...

Голос диктора припятского городского радио Нины Мельник гипнотически спокоен, и люди, оставив годами нажитую мебель, бытовую технику, машины, покидают город на «Икарусах». Как оказалось, навсегда.

Зоопарк на радиационных могильниках

Ночь развесила над Припятью миллиарды маленьких светлых точечек. Мы сидим в одной из квартир дома у центральной площади и пытаемся «переварить» день, прожитый в брошенном 50-тысячном городе. От газовой горелки, на которой греется тушенка, промороженные стены начинают «плакать». В комнате повисает сизый туман. Точно такой, по которому мы выехали сюда утром.

От райцентра Чернобыль до мертвого города Припять рукой подать. Правда, зверья на каждом квадратном метре этой дороги, как на главной аллее Московского зоопарка. Лоси и кабаны копытят уже еле различимые огороды и не спеша прогуливаются по улицам брошенных деревень. На кургане, прямо под знаком «радиационная опасность», разлегся гигантский матерый кабан. Смотрит заплывшими подслеповатыми глазками на нашу машину и уходить не собирается.

Бояться ему нечего - в Зоне если и охотятся нелегально, то только на молодняк: зверь старше трех лет уже набирает серьезную дозу. Секач устроился на одном из 800 радиоактивных могильников, в которых хоронили под слоем земли «грязные» избы и технику. Дозиметр «Припять» просто бьется в руках, отсчитывая цифры: 3500 микрорентген в час! Делаем шаг с шоссе, и кабан тут же привстает - мы посягнули на его территорию, и он будет ее защищать. Спорить с ним бессмысленно и небезопасно, тем более кабан прав - земля эта людям больше не принадлежит.

По рассказам старожилов, дикие животные вернулись в Зону в первую же осень после аварии. А через год началась уже массовая миграция лосей из соседней Белоруссии, потом пошли кабаны, косули, волки и лисы.

Человек, конечно, не смог обойтись без очередных экспериментов над природой. И в середине 90-х в Зону выпустили двух лошадей Пржевальского. Лошади дали нормальное потомство с четным числом копыт, и сейчас пара превратилась в два табуна по 30 голов. Объездить эту лошадку невозможно, в плуг или телегу ее не запрячь, польза от нее чисто эстетическая. Мы повстречали лошадок на заброшенном бескрайнем поле. Вдали за лесом возвышались причудливые формы военного объекта «Чернобыль-2», который за годы заброшенности силой народного слова из уникального постановщика радиопомех превратился в таинственный генератор «пси-лучей». Наш провожатый, местный милиционер-вахтовик Саша, понизив до предела голос, открывает секрет этой конструкции:

- Рассказывали, что до выборов приезжали туда вояки. С собой привезли приборы, подключили, а сами в бункеры спрятались. Народ на майдане зомбировали два месяца. Не верите - гляньте, куда он направлен. Точно на Киев!

В середине 90-х в Зону выпустили двух лошадей Пржевальского. Они дали нормальное потомство, и сейчас пара превратилась в два табуна по 30 голов.

Но лошадей Пржевальского политические проблемы не волнуют. Самец зорко охраняет своих подруг от любопытных журналистов и в конце концов выдавливает нас с поля обратно на дорогу в Припять. Впереди уже сереют стены первых многоэтажек, а вдали из-за холма вдруг вылез саркофаг аварийного реактора...

И навис над мертвым городом, как обелиск.

Жизнь разбивалась в шахтах лифтов

Припять охраняют пятеро милиционеров, живущих в вагончике без колес. Хотя охранять им по сути нечего. Более-менее ценные вещи из «чистых» квартир украли мародеры еще в конце 80-х годов, а желающих погулять по городу не так уж и много. По роковому совпадению в ночь аварии ветер дул точно на город, благо от АЭС до Припяти всего четыре километра. С тех пор город фонит. На крышах до 3000 микрорентген, в квартирах - от полусотни и выше.

Милиционеры, узнав, что мы будем ночевать в городе, советуют не селиться в квартирах с видом на станцию. И не ходить в подъезды, если рядом на снегу звериные следы:

- У нас месяц назад собаку с поста унесли! А дверь в квартире мебелью какой-нибудь задвиньте. Ну и кричите, если что...

Припять был больше, нежели городом-спутником при градообразующем предприятии. Это был советский рай, коммунизм, воплощенный в отдельно взятом уголке страны. Идеальная планировка в сосновом бору. Средний возраст жителей - 29 лет, у каждого отдельная квартира. Почти «северные» зарплаты. В свободной продаже мотоциклы и даже мебельные гарнитуры. Нулевой уровень преступности.

Город не дожил, слава Богу, до железных дверей. Не застал домофонов и решеток на окнах. Любую квартиру можно было открыть одним ключом - замки на всех дверях одинаковые, купленные в одном хозяйственном отделе универмага.

В тягостном молчании переходим из квартиры в квартиру. В хаосе вещей читается картина бегства людей. Ворох теплой детской одежды на девочку лет пяти, не старше. Лежит до сих пор в комоде, накрытый уже несуществующей газетой «Социалистическая индустрия». Дозиметр, положенный на крышку комода, нащелкивает 50 микрорентген - понятно, почему на эти свитерки, колготки и майки не позарились даже мародеры.

Четвертый реактор АЭС нависает над пустым городом как надгробие.

Но в «чистых» домах - «хрущевках» и «панельках» - вынесли все. В квартирах остались только хозяйственная мелочь и фотографии, сотни фотографий, проявленных и отпечатанных при свете красного фонаря в домашних ванных комнатах и чуланах. Они лежат кучками по углам, свернувшись от сырости в аккуратные трубочки. Перебираешь их, быстро пролистывая чьи-то жизни. Выезд на шашлыки, на речку Припять, судя по зловещему контуру станции на заднем плане. Свадьба, «обмывание» новенького «Запорожца», похороны какой-то старушки,

В многоэтажках бежавшие люди ножовками и автогенами резали перила на лестницах - мебель не проходила, а грузовые лифты уже стояли. На каждом этаже на площадке целые баррикады из стенок и шкафов. Люди надеялись: дадут свет, и лифты пойдут. Но свет так и не дали. В отчаянии мебель пытались спускать на веревках, веревки рвались, и гарнитуры сыпались на дно шахт. Вместе с мебелью вдребезги билась счастливая жизнь «до аварии». В обычных советских магазинах такие гарнитуры продавались по предварительной записи.

На первом этаже в одной из высоток был клуб с маленькой библиотекой. Очень давно здесь случился пожар, и эта картина напомнила нашу недавнюю «комсомольскую» беду. На куче бумажного хлама - подшивка «Комсомолки» за 1986 год. У газет даже не пожелтела бумага. Аккуратный библиотекарь в последний раз подшил на черный ботиночный шнурок номер «КП» за 25 апреля 1986 года. Больше газеты в Припять не приходили.

Не надеясь на чудо, кладем на «Комсомолку» дозиметр. Прибор щелкает, остановившись на 10 микрорентгенах: погибшая библиотека Припяти сделала нашей погибшей библиотеке прощальный и бесценный подарок.

Радиация не тронула детство.

В детском саду сохранилась почти вся обстановка. В спальной комнате тоску и ужас нагоняют грубо вскрытые короба с крохотными противогазами. Их вытащили из подвала воспитатели и стали раздавать детям прямо среди аккуратно застеленных кроваток. А после полдника в старшей группе была лепка - столы в игровой комнате уже двадцать лет заставлены коробками с окаменевшим пластилином. На недоделанном коне с зеленой гривой остались отпечатки чьих-то крохотных пальчиков.

В школе пол вестибюля покрыт сотнями противогазов. В кабинете литературы течет крыша - струйки воды звонко бьют по партам, стекают по картонной таблице неправильных глаголов. Как в детстве, на точно таком же портрете, одобренном Министерством образования, бликует своим «фирменным» пенсне Чехов.

Бродим по стремительно разрушающейся школе. Трогаем знакомые учебники и пособия, листаем классные журналы - точь-в-точь из нашего школьного детства. Сидим на подоконнике в кабинете истории, глазеем в окна. Снег в школьном дворе густо истоптан маленькими следами, кажется, на большой перемене здесь носились все младшие классы разом. Увы, это следы зверья. Толпы зайцев приходили к школе объедать кору с яблонь. И на зайцев охотились лисы...

хватает только посетить городскую больницу. Прошло 20 лет, но даже сейчас понятно, что это была одна из лучших больниц в УкрССР, а может, и во всей стране. Больница стоит на самом отшибе, на краю леса. Здание сложнейшей планировки, со множеством крыльев и корпусов, и его почти поглотила природа.

Мы ходим по пустым коридорам, украшенным засохшими цветами в горшках, и вслух читаем расписание приема врачей. Хихикаем над стендом «Пьянству бой!» с плакатами времен антиалкогольной кампании. Как раз в 1986 году был самый разгар этого безумия.

С каждым новым больничным этажом внутри накапливается какая-то непонятная тревога. Разгадку находим в палате, судя по табличке, предназначенной для ветеранов Великой Отечественной. На разодранном матрасе лежат обглоданные останки огромной собаки. Той самой, пропавшей с блокпоста. В ту же секунду нам становится ясно, кто тихо ходил за нами по коридорам. Кто еле слышно звякал, ступая лапами по стеклам и мусору в соседнем корпусе, куда мы, на наше счастье, не успели дойти.

Такие тени в Припяти возникают перед глазами внезапно. Художники специально выбирали места.

Тушенка съедена, спальники расстелены. Вдруг за окном раздаются какие-то шорохи. Выскакиваем на балкон, за углом Дома культуры стремительно исчезает чья-то тень. Волк? Кабан? Лиса? Или опять глюк?

Нас предупреждал проводник-эмчеэсовец, что в Припяти «подглючивает», и подробно растолковал, что это значит. Гуляешь по городу и боковым зрением улавливаешь какие-то движения, перемещения фигур, похожих очертаниями на человеческие. Что-то подобное мы видим постоянно, обследуя город.

Ситуацию усугубляют произведения странных художников из Белоруссии и Германии. Как только лег первый снег, который «притушил» радиационный фон, они на день приехали в Припять. Рисовать. Эти небесталанные люди явно пытались вдохнуть в город жизнь. Вдохнули, только жизнь у них получилась какая-то сумрачная, потусторонняя. Не добавляющая в мировосприятие ничего позитивного. Скорее наоборот, волосы шевелятся, когда в многоэтажке, на 10-м этаже, вдруг натыкаешься на черную тень девочки, которая пальчиком тянется к кнопке неработающего лифта. Тянется и не достает. Или на крыше взглядом цепляешься за силуэт мальчика. Он осторожно смотрит вниз.

Бывших жителей Припяти тоже принимаем за рисунки-галлюцинации. Наша машина медленно катит по улице Лазарева. Проехали переулок, и товарищ вдруг тихо и неуверенно мямлит:

- Там люди какие-то ходят. Может, показалось?

Сдаем на полсотни метров назад. Точно, десяток парней и девчонок с фотоаппаратами, какой-то картой. Припятчане поражены не меньше нашего. На снег сразу же ставится ящик пива, и ребята достают рыбу.

- Угощайтесь, раз вы такие экстремалы. Тут знакомый старичок живет в 10-километровой зоне отчуждения. Он эту рыбу в Припяти ловит.

За пивом выясняется, что ребята приезжают в родной город много лет.

- Просто у нас в Припяти прошли самые счастливые годы жизни, - объяснил нам Саша, - и у меня в памяти остался только солнечный, счастливый город. Без негатива. Мать у меня работала в Доме культуры...

Он машет рукой в сторону белоснежного дворца с черными провалами окон.

- Когда город эвакуировали, мне было 11 лет. Не помню, чтобы эвакуация меня как-то мучила. Просто уехали. А когда вырос, понял, что я потерял.

Ребята пытаются тоже вдохнуть в город жизнь. В Интернете есть мощный портал «www.pripyat.com». Мы застали припятчан за составлением виртуальной карты города, они как раз сверяли номера домов. Параллельно ребята готовят фотоальбом, в котором снимки 1986 года будут чередоваться с современными, но снятыми с точно такого же ракурса. По поводу дальнейшей судьбы Припяти мнение у ребят было однозначное: городу нужно придать статус музея. Музея времени или великой эпохи.

Гостеприимные припятчане советуют переночевать в так называемом «Белом доме», где когда-то жила городская администрация и руководство станции.

- Стекла в окнах есть. Диван имеется, даже на пианино можете поиграть. Фон в квартире в пределах нормы. Спокойной ночи!

В спальниках долго не можем согреться, выкуривая по нескольку сигарет подряд. На секунду показалось, что в окнах соседнего дома горит свет. Нет, это просто отражение луны. Из головы не выходят картинки детского сада - железные остовы кроваток, разбросанные игрушки, маленькие противогазы. Психологически что-то похожее мы уже переживали - осенью 2004-го в Беслане. Но туда хоть не устраивают платных экскурсий. А ведь в Зону мы попали, считай, по туристической путевке.

Впрочем, греют руки на мировой катастрофе не только турфирмы.

- Отсюда до сих пор уходят «грязный» лес и металл, - расскажет нам позже сотрудник МВД Украины и попросит выключить диктофон.

Окончание следует....